Бывают моменты, когда руки опускаются совсем, и думаешь – твою мать, зачем это всё вообще? Бывают моменты, когда хочется не вылезать из учёбы, чтобы не видеть ничего.
Думала – здорово, выходные, турнир, люди.
Думала, можно вернуться в нормальную жизнь и это будет хорошо. Хуй.
Смешно, да, но я слишком часто стала чувствовать себя лишней там, где раньше всегда была как дома.
Смешно, но в воскресенье вечером я хочу, чтобы скорее наступило завтра – и в универ.
И рисовать, рисовать, рисовать до осточертения, до потери пульса и каких бы то ни было мыслей.
И…надо срочно покупать плеер, потому что без музыки я загибаюсь. Это всё, всё, всё –слишком. Слишком много свободного времени и мыслей на мою бедную тупую башку.
Слишком часто сегодня ловила себя на мысли, что вот-вот разревусь.
Это бред, это всё такой бред, как и всё, в общем-то, что я обычно несу. Поэтому запись будет закрытой, практически единственной закрытой записью здесь. Но мне нужно это писать. Сама не знаю зачем.
Это всё настолько опять, что становится страшно.
Опять приступы графомании.
И этот грёбаный ужас, стекающий по позвоночнику. Ужас, который я сегодня снова увидела в пустых глазницах картин Бексинского.
И эти мысли, от которых даже во сне не спрячешься.
Стихи Ахматовой, написанные на мольберте.
А я не хочу снова.
Я не хочу снова беспричинных истерик, я не хочу антидепрессантов и резаных рук.
Я же не выдержу.
И… два моих любимых человека, которые смогли бы спасти меня от этого сейчас – в Питере. А третий… не знаю, где.
Завтра…
А завтра может и не наступить.
Я не знаю, что со мной происходит. Я не хочу знать, чем это всё закончится. Я пропустила момент, когда это началось, а теперь уже поздно.
…голос дрожит, и я не могу тебе помочь…
и никто, наверно, не может.
Фак. Как всё-таки нелепо.